Град обреченный - Страница 53

– То есть ты считаешь, что Вана надо было закатать на болота?

– Если этого требует закон – да.

– Но это же глупо! – сказал Андрей, раздражаясь. – На кой черт Эксперименту плохой директор комбината вместо хорошего дворника?

– Закон о праве на разнообразный труд…

– Этот закон, – прервал его Андрей, – придуман на благо Эксперименту, а не во вред ему. Закон не может все предусмотреть. У нас, у исполнителей закона, должны быть свои головы на плечах.

– Я представляю себе исполнение закона несколько иначе, – сухо сказал Кэнси. – И уж во всяком случае эти вопросы решаешь не ты, а суд.

– Суд укатал бы его на болота, – сказал Андрей. – А у него жена и ребенок.

– Dura lex, sed lex, – сказал Кэнси.

– Эту поговорку придумали бюрократы.

– Эту поговорку, – сказал Кэнси веско, – придумали люди, которые стремились сохранить единые правила общежития для пестрой человеческой вольницы.

– Вот-вот, для пестрой! – подхватил Андрей. – Единого закона для всех нет и быть не может. Нет единого закона для эксплуататора и эксплуатируемого. Вот если бы Ван отказывался перейти из директоров в дворники…

– Это не твое дело – трактовать закон, – холодно сказал Кэнси. – Для этого существует суд.

– Да ведь суд не знает и знать не может Вана, как знаю я!

Кэнси, криво улыбаясь, помотал головой.

– Господи, ну и знатоки сидят у нас в прокуратуре!

– Ладно-ладно, – проворчал Андрей. – Ты еще статью напиши. Растяпа следователь освобождает преступного дворника.

– И написал бы. Вана жалко. Тебя, дурака, мне нисколько не жалко.

– Так ведь и мне Вана жалко! – сказал Андрей.

– Но ты же следователь, – возразил Кэнси. – А я – нет. Я законами не связан.

– Знаешь что, – сказал Андрей. – Отстань ты от меня Христа ради. У меня и без тебя голова кругом идет.

Кэнси поднял глаза и усмехнулся.

– Да, я вижу. Это у тебя на лбу написано. Облава была?

– Нет, – сказал Андрей. – Просто споткнулся. – Он поглядел на часы. – Еще по рюмке?

– Спасибо, хватит, – сказал Кэнси, поднимаясь. – Я не могу выпивать так много с каждым следователем. Я пью только с теми, кто дает информацию.

– Ну и черт с тобой, – сказал Андрей. – Вон Чачуа появился. Пойди спроси его насчет «Падающих Звезд». У него там бо-ольшие успехи, он сегодня хвастался… Только учти: он очень скромный, будет отнекиваться, но ты не отставай, накачай его как следует, матерьялец получишь – во!

Кэнси, раздвигая стулья, двинулся к Чачуа, уныло склонившемуся над тощей котлеткой, а Андрей, мстительно ухмыльнувшись, неторопливо пошел к выходу. Хорошо бы подождать, посмотреть, как Чачуа будет орать, подумал он. Жалко, времени нет… Н-ну-с, господин Кацман, как там у вас дела? И не дай вам бог, господин Кацман, снова вола вертеть. Я этого не потерплю, господин Кацман…

В камере тридцать шесть весь мыслимый свет был включен. Господин Кацман стоял, прислонившись плечом к раскрытому сейфу, и жадно листал какое-то дело, привычно терзая бородавку и неизвестно чему осклабляясь.

– Какого черта! – проговорил Андрей, потерявшись. – Кто тебе разрешил? Что за манера, черт побери!..

Изя поднял на него бессмысленные глаза, осклабился еще больше и сказал:

– Никогда я не думал, что вы столько понаворотили вокруг Красного Здания.

Андрей вырвал у него папку, с лязгом захлопнул железную дверцу и, взяв за плечо, толкнул Изю к табурету.

– Сядьте, Кацман, – сказал он, сдерживаясь из последних сил. В глазах у него все плыло от ярости. – Вы написали?

– Слушай, – сказал Изя. – Вы здесь все просто идиоты!.. Вас тут сидит сто пятьдесят кретинов, и вы никак не можете понять…

Но Андрей уже не смотрел на него. Он смотрел на листок с надписью «Показания подследственного И.Кацмана…». Никаких показаний там не было, там красовался рисунок пером – мужской орган в натуральную величину.

– Сволочь, – сказал Андрей и задохнулся. – Скотина.

Он сорвал телефонную трубку и трясущимся пальцем набрал номер.

– Фриц? Воронин говорит… – Свободной рукой он рванул на себе ворот. – Ты мне очень нужен. Зайди ко мне сейчас же, пожалуйста.

– В чем дело? – недовольно спросил Гейгер. – Я домой собираюсь.

– Я тебя очень прошу! – Андрей повысил голос. – Зайди ко мне!

Он повесил трубку и посмотрел на Изю. Он сейчас же обнаружил, что не может на него смотреть, и стал смотреть сквозь него. Изя булькал и хихикал на своей табуретке, потирал ладони и непрерывно говорил, разглагольствовал о чем-то с отвратительной самодовольной развязностью, что-то о Красном Здании, о совести, о дураках-свидетелях, – Андрей не слушал и не слышал. Решение, которое он принял, переполняло его страхом и каким-то дьявольским весельем. Все в нем плясало от возбуждения, он ждал и все никак не мог дождаться, что вот сейчас откроется дверь, мрачный злой Фриц шагнет в комнату, и как изменится тогда это отвратительное самодовольное лицо, исказится ужасом, позорным страхом… Особенно если Фриц явится с Румером. Одного вида Румера будет достаточно, его зверской волосатой хари с раздавленным носом… Андрей вдруг почувствовал холодок на спине. Он весь был в испарине. В конце концов, еще можно переиграть. Еще можно сказать: «Все в порядке, Фриц, все уладилось, извини за беспокойство…»

Дверь распахнулась, и вошел хмурый и недовольный Фриц Гейгер.

– Ну, в чем дело? – осведомился он и тут же увидел Изю. – А, привет! – сказал он, заулыбавшись. – Что это вы затеяли посреди ночи? Спать пора, утро скоро…