Град обреченный - Страница 104

104

– Не надо, не надо никаких дневников, Даган! Занимайтесь своим пистолетом. Вы мне еще обещали почитать на ночь…

Андрей вышел на лестничную площадку и, как на телеграфный столб, налетел на Эллизауэра. Эллизауэр курил, ссутулившись, прислонясь задом к железным перилам.

– Последняя перед сном? – спросил Андрей.

– Так точно, господин советник. Сейчас ложусь.

– Ложитесь, ложитесь, – сказал Андрей, проходя. – Знаете: больше спишь – меньше грешишь.

Эллизауэр почтительно хихикнул ему вслед. Верста коломенская, подумал Андрей. Попробуй мне только в три дня не управиться – самого в волокушу запрягу…

Нижние чины располагались на нижнем этаже (хотя гадить они наладились на верхних). Разговоров здесь слышно не было – все или почти все, видимо, уже спали. Сквозь распахнутые – для сквозняка – двери квартир, выходящих в вестибюль, доносился разноголосый храп, сонное чмоканье, бормотание, хриплый прокуренный кашель.

Андрей заглянул сначала в квартиру налево. Здесь устроились армейцы. Из маленькой комнатушки без окон виднелся свет. Сержант Фогель в одних трусах и в фуражке, сдвинутой на затылок, сидел за столиком и прилежно заполнял какую-то ведомость. В армии был порядок: дверь комнатушки была настежь, так что никто не мог бы войти или выйти незамеченным. На звук шагов сержант быстро поднял голову и всмотрелся, прикрывая лицо от света лампы.

– Это я, Фогель, – сказал Андрей негромко и вошел.

Сержант мигом поставил ему стул. Андрей сел и огляделся. Так, в армии порядок. Все три бидона с расходной водой здесь. Ящики с консервами и галетами для завтрашнего завтрака тоже уже здесь. И ящик с сигаретами. Прекрасно вычищенный пистолет сержанта лежал на столе. Дух в комнатушке стоял тяжелый, мужской, походно-полевой. Андрей положил руку на спинку стула.

– Что на завтрак, сержант? – спросил он.

– Как обычно, господин советник, – сказал Фогель, удивившись.

– Давайте-ка придумайте что-нибудь не как обычно, – сказал Андрей. – Кашу, что ли, рисовую с сахаром… Консервированные фрукты остались?

– Можно рисовую кашу с черносливом, – предложил сержант.

– Давайте с черносливом… Воды выдайте утром двойную порцию. И по полплитки шоколаду… Шоколад остался?

– Есть еще немного, – сказал сержант неохотно.

– Вот и выдайте… Сигареты что – последний ящик?

– Точно так.

– Ну, ничего не поделаешь. Завтра – как обычно, а с послезавтрашнего дня сокращайте норму… Да, и вот еще что. Полковнику с сегодняшнего дня и впредь – двойную порцию воды.

– Осмелюсь доложить… – начал было сержант.

– Знаю, – прервал его Андрей. – Скажете, что это мой приказ.

– Слушаюсь… Угодно господину советнику… Анастасис! Куда?

Андрей обернулся. В коридоре, покачиваясь на нетвердых ногах и придерживаясь рукой за стену, стоял совершенно раскисший со сна солдат – тоже в одних трусах и в ботинках.

– Виноват, господин сержант… – промямлил он. Видно было, что он ничего не соображает. Потом руки его опустились по швам. – Разрешите отлучиться в уборную, господин сержант!

– Бумага нужна?

Солдат почмокал губами, пошевелил лицом.

– Никак нет. Имеется… – Он показал зажатый в кулаке клочок бумаги, видимо, из Изиных архивов. – Разрешите идти?

– Ступай… Прошу прощения, господин советник. Всю ночь бегают. А случается, что и просто так… под себя… Раньше хоть марганцовка помогала, а теперь вот ничего уже не помогает… Угодно будет, господин советник, проверить караулы?

– Нет, – сказал Андрей, поднимаясь.

– Прикажете сопровождать?

– Нет. Останьтесь.

Андрей снова вышел в вестибюль. Здесь было так же жарко, но воняло все-таки поменьше. Рядом бесшумно вырос Немой. Слышно было, как на лестнице, этажом выше, оступается и шипит сквозь зубы рядовой Анастасис. Не дойдет ведь до сортира, на пол навалит, подумал Андрей с гадливым сочувствием.

– Ну что, – сказал он вполголоса Немому. – Посмотрим, как гражданские устроились?

Он пересек вестибюль и вошел в дверь квартиры напротив. Походно-полевой дух стоял и здесь, но армейского порядка уже не было. Пригашенная лампа в коридоре тускло освещала сваленные кое-как приборы в брезентовых чехлах вперемежку с оружием, грязный рюкзак с развороченными внутренностями, брошенные у стены манерки и кружки. Взявши лампу, Андрей шагнул в ближайшую комнату, и сейчас же ему под ноги попался чей-то ботинок.

Здесь спали водители – голые, потные, распростертые на мятом брезенте. Даже простыни не постелили… Впрочем, простыни были, надо думать, грязнее всякого брезента. Один из водителей вдруг поднялся, сел, не раскрывая глаз, зверски поскреб плечи и проговорил невнятно: «На охоту идем, а не в баню… На охоту, понял? Вода желтая… под снегом желтая, понял?» Еще не договорив, он снова обмяк и повалился на бок.

Андрей убедился, что все четверо на месте, и прошел к следующей комнате. Здесь уже обитала интеллигенция. Спали на раскладушках, застелив их серыми простынями, спали тоже неспокойно, с нездоровым храпом, – постанывали, скрипели зубами. Двое картографов в одной комнате, двое геологов – в соседней. В комнате геологов Андрей уловил незнакомый сладковатый запах, и ему сразу же вспомнилось, что ходит слух, будто геологи покуривают гашиш. Позавчера сержант Фогель отобрал сигарету с анашой у рядового Тевосяна, начистил ему зубы и пригрозил сгноить в авангарде. И хотя полковник отнесся к этому случаю скорее юмористически, Андрею все это очень не понравилось.

Остальные комнаты в огромной квартире были пусты, только на кухне, закутавшись с головой в какое-то тряпье, спала Мымра – измотали ее, видно, за этот вечер. Из-под гнусного тряпья торчали тощие голые ноги, все в ссадинах и каких-то пятнах. Вот еще беда на нашу голову, подумал Андрей. Шамаханская царица. Черт бы ее побрал, проклятую сучку. Шлюха грязная… Откуда? Кто такая? Бормочет невразумительное на непонятном языке… Почему в Городе – непонятный язык? Как это может быть? Изя услышал – обалдел… Мымра. Это ведь Изя ее так назвал. Правильно назвал. Очень похоже. Мымра.

104